О том, что Юрий Калитвинцев – футболист от Бога, неординарный и умело “читающий” игру, с великолепно поставленным ударом и умением выдать точный пас практически на любое расстояние, автор этих строк впервые услышал от великого Лобановского. Было это в теперь уже относительно далеком 1989 году в аэропорту “Борисполь”, откуда киевское “Динамо” отправлялось в Волгоград на календарный матч чемпионата СССР с тамошним “Ротором”. А ведь речь шла отнюдь не о каком-то многоопытном мастере, а всего лишь о малоизвестном тогда двадцатилетнем пареньке.
Комментируя тот поединок по Украинскому телевидению, я, разумеется, познакомил телезрителей с характеристикой, данной Васильичем Калитвинцеву, да и за собственно игрой Юрия следил уже сквозь призму сказанного мэтром. Лобановский, как всегда, оказался прав: несмотря на свою футбольную юность, Калитвинцев явно выделялся в составе “Ротора”, он вел игру своей команды как заправский лидер и заслуженно был признан лучшим игроком матча.
Спустя шесть лет, зимой 1995-го, судьба свела нас с Калитвинцевым уже под стягами динамовского клуба. За неполных четыре сезона Юрий добился в Киеве многого: заслужил капитанскую повязку в “Динамо”, а вскоре, приняв украинское гражданство, и в сборной Украины, благодаря своим футбольным и человеческим качествам снискал любовь и уважение болельщиков.
Связав свою жизнь с нашей страной, уроженец Волгограда честно и самозабвенно, впрочем, как и все, что он делает в жизни, продолжает служить украинскому футболу, теперь уже в качестве старшего тренера юношеской сборной.
– Юрий, а ведь десять лет назад ваш трансфер в киевское “Динамо” в определенном смысле выглядел абсурдным.
– Это так. Думаю, в истории футбола вряд ли отыщется еще один случай, когда бы клуб приобрел футболиста, передвигающегося на костылях после тяжелой травмы да еще и без гарантий его полного выздоровления.
– Лихо! Пожалуйста, чуть подробнее о подоплеке этого “эксперимента”.
– Ногу мне сломали летом 1994-го во Владикавказе, в матче местной “Алании” против нижегородского “Локомотива”, за который на правах аренды я, игрок московского “Динамо”, должен был отыграть сначала пять матчей, а затем – до конца первого круга чемпионата России. Тот роковой для меня поединок имел особый подтекст: во-первых, между этими соперниками, не знаю уж, по какой причине установились крайне неприязненные отношения, а во-вторых, победитель матча получал путевку в Кубок УЕФА.
После того как “Локомотив” повел в счете, хозяева поля стали действовать не просто жестко, а откровенно грубо. Помню, в одном из эпизодов ко мне, не понимающему, что же происходит на поле, подбежал игрок “Алании” Алчагиров и сказал: “Юра, у нас с Нижним старые счеты. К тебе это не относится, но ты все же не лезь в “пекло” – пострадаешь”. А я ведь не привык убирать ноги в силовой борьбе или уходить от стыков, потому и не внял совету соперника. И вот минут за пятнадцать до финального свистка некий “мастер” футбола Горелов так “въехал” мне в берцовую кость, что ее хруст я до сих пор иногда слышу.
– После этого московскому “Динамо”, где Бесков не очень-то на вас рассчитывал, вы и вовсе оказались не нужны.
– Увы. Я вот до сих пор не могу понять, почему меня не воспринял Константин Иванович. Ведь московское “Динамо” три года обхаживало меня, пока наконец я не поддался на уговоры авторитетного клуба и после сезона 1991 года таки покинул родной “Ротор”, с которым в 1988 году выходил в высшую лигу союзного футбола, а спустя еще три – и российского. Бесков никогда не скрывал своего истинного отношения к тому или иному футболисту и если уж кого невзлюбил, то… Кстати, к опальным для него кроме меня тогда относились и Евгений Смертин, и Омари Тетрадзе, и даже Игорь Добровольский.
– И вот с тяжелой травмой вы вернулись из Нижнего Новгорода в Москву и, наверное, очень загрустили?
– А как иначе, если мне грозило не только не вернуться в футбол, но и вообще стать инвалидом. Вскоре, правда, на меня обратило внимание московское “Торпедо”. При этом его главный тренер Валентин Иванов пообещал, что будет ждать меня столько, сколько мне потребуется на полное восстановление. Конечно, я с благодарностью принял это предложение.
– Чтобы совсем скоро оказаться в Киеве…
– И за это я очень признателен Григорию Суркису. Если кто-то думает, что киевляне меня, так сказать, “перебили” деньгами, то он глубоко ошибается. Все решили сугубо человеческие отношения. Осенью 1994 года Григорий Михайлович, тогдашний президент киевского “Динамо”, специально прилетел в Москву, чтобы поговорить со мной относительно возможного переезда в столицу Украины. В гипсе и на костылях я кое-как добрался до гостиницы украинского посольства, где и состоялась наша первая встреча.
– Сразу же приняли приглашение киевлян?
– Наоборот, отказался. Хотя и понимал, что киевское “Динамо” – это марка, более высокий уровень, практически стабильное участие в Лиге чемпионов. Но, с другой стороны, я уже привык к Москве, обзавелся друзьями. Да еще и Иванов, когда я ему сообщил об интересе динамовцев, стал отговаривать меня от этого варианта, пугая Чернобылем.
Отказав Суркису во время нашего знакомства, я тем не менее очень засомневался в правильности такого решения. Дело в том, что Григорий Михайлович обладает удивительным даром убеждать и, если надо, переубеждать собеседника (в этом я в дальнейшем еще не раз имел возможность убедиться). И делает он это с достаточной долей искренности.
Поэтому когда в декабре того же года Суркис позвонил мне в Москву и предложил вместе с супругой приехать в Киев, чтобы, как он сказал, просто побродить по Крещатику, посмотреть город, а заодно и динамовскую клубную инфраструктуру, мы с Ольгой уже долго не раздумывали. В Москву затем возвратились только для того, чтобы собрать вещи и переехать в Киев. Переехать, как оказалось, надолго и теперь, похоже, навсегда.
– Чем же вас, Юрий, все-таки “взял” Суркис?
– Прежде всего человеческим отношением ко мне. Таковым оно, замечу, было и в течение всех последующих десяти лет нашего сотрудничества.
– Слышал, что в “Динамо” ваше восстановление проходило как-то неправдоподобно быстро.
– Ну, это, наверное, теми же слухами и преувеличено. Хотя действительно: поначалу кость срасталась плохо, но затем стал столь быстро поправляться, что уже на втором сборе команды смог тренироваться в общей группе. Видимо, в самом деле динамовская атмосфера имела какую-то лечебную ауру.
– В “Динамо” вы практически сразу же стали, как говорится, своим: в команде вас избрали капитаном, болельщики восторгались вашей игрой и всегда корректным отношением к ним. Скажите откровенно: вам трудно далось решение о принятии украинского гражданства и выступлении за нашу национальную команду?
– Нет, скорее даже легко. Тут опять-таки не обошлось без Григория Суркиса. Это была его идея, впрочем, как и ее воплощение в жизнь – вопрос-то был не из простых. Я еще ни разу не пожалел о своем выборе в пользу Украины.
– Юрий, по мнению многих, вы неожиданно рано покинули “Динамо”. Также говорят, что побудили вас к этому какие-то разногласия с Лобановским. Это правда?
– Истина, как обычно, где-то посередине. Действительно, в “Трабзонспор” я уехал осенью 1998-го вроде бы как поспешно, в разгар первого круга чемпионата Украины. Но таковым было условие турков: прибыть в их лагерь через три дня после подписания соглашения. Это, извините, в-третьих. А, во-первых, я бы сказал, что у нас с Валерием Васильевичем действительно отношения складывались достаточно сложно. Ни о каких конфликтах речь, конечно же, не идет. Просто, мне кажется, что Лобановский хотел видеть меня “насквозь”, а я противился этому – вот и все. Ну, а во-вторых, я стал все реже выходить на поле в стартовом составе команды, которая и без меня здорово “катила” в Лиге чемпионов, преодолел совсем не символическую для футболиста возрастную планку на отметке “тридцать”. Кстати сказать, Лобановский без энтузиазма воспринял мое намерение принять предложение “Трабзонспора”. Но было уже поздно что-либо менять: контракт был подписан.
– Именно там, в Турции, и произошел закат вашей карьеры игрока.
– Я это воспринял философски: такова, значит, моя судьба, а в общем, мне на нее грех жаловаться. Мог ли кто-то предположить, что эти, внешне такие благополучные, турки через несколько месяцев после моих выступлений за “Трабзонспор” без каких-либо объяснений вдруг прекратят выплачивать мне зарплату?
– Слышал, что в разрешении этого конфликта самое активное участие принял сам президент ФИФА Зепп Блаттер.
– Тут опять-таки, наверное, не обошлось без вмешательства Суркиса. Помог его авторитет в этой организации и личное знакомство с ее президентом. Вот видите, как прочно судьба связала меня с Григорием Михайловичем.
– Предполагалось, что после турецких баталий вы вернетесь в киевское “Динамо”?
– И для этого был такой шанс! Сам Лобановский меня позвал назад. Васильич тогда прямо сказал, что рассчитывает на меня в групповом турнире Лиги чемпионов 1999 года. Я воспрянул духом, чувствуя в себе еще достаточно физических сил, чтобы быть полезным команде на столь высоком уровне. Но, увы, на этот раз Фортуна от меня отвернулась: разбирательство “турецкого дела” затянулось, и динамовцы не успели заявить меня на европейский турнир.
– Как игрок вы все-таки еще выходили на поле.
– То, что поиграл за ЦСКА, считаю ошибкой. Не нужно было опускать уже взятую планку. Ведь чуть ранее меня приглашали английские “Ливерпуль” и “Ньюкасл”, некоторые клубы из испанской лиги. Впрочем, что теперь об этом вспоминать.
– При всем при том, Юрий, вы, наверное, согласитесь, что в свое время вам повезло с переездом в Киев.
– Это очевидно. Я ведь уже сказал, что за многое положительное в своей футбольной биографии благодарен Григорию Суркису. Вот и на исходе карьеры игрока, не успел я повесить бутсы на гвоздь, как благодаря ходатайству Григория Михайловича мне тут же предложили пост главного тренера команды высшей лиги – ужгородского “Закарпатья”! А после этого у меня произошло удивительное сближение с Лобановским.
– Любопытно!
– Просто удивительно! Тешу себя надеждой, что Васильич в самом деле видел во мне своего коллегу. Вопреки всем нашим прежним разногласиям и недоразумениям! Он раскрыл мне многие секреты тренерского искусства. Вы можете себе представить мои чувства, когда сам Лобановский обращался ко мне словом “коллега”! Тогда-то я и понял, как не прав был, когда в бытность игроком пытался до конца не “раскрыться” перед тренером, остаться “загадочным”. А он, великий, все равно и “раскрыл” меня, и “разгадал”. Очень сожалею, что так мало довелось пообщаться с мэтром на уровне “коллега с коллегой”. Каждое такое общение профессионально обогащало меня неимоверно.
– Приняв предложение все того же Суркиса возглавить юношескую сборную страны, вы, надо понимать, и всю свою дальнейшую жизнь связываете именно с тренерской карьерой?
– Ошибаетесь. Но только в том, что к такой жизни я себя готовил значительно раньше – еще с лет 17-18, когда только начинал играть за команду мастеров. Может, не поверите, но уже тогда я тщательно конспектировал тренировки своих тренеров. А среди последних, слава Богу, один маститее другого – Прокопенко, Газзаев, Бесков, Лобановский. Я хочу и буду стремиться достичь их уровня…
Алексей СЕМЕНЕНКО
Источник: “Киевские Ведомости”